Исторические портреты. «ВЕХИ» - сборник статей о русской интеллигенции (Март 1909)

ВЫСТРЕЛ В ТЕМНУЮ НОЧЬ

Первая русская революция закончилась государственным переворотом 3 июня 1907 года – царь распустил II Государственную Думу и изменил избирательный закон, на что, согласно Основным законам, без утверждения Думы не имел права.

Русская интеллигенция, идейно подготовившая революцию,  принимавшая самое активное участие в её событиях, тяжело переживала свое поражение.

Началась политическая реакция: прежде всего в рядах самой интеллигенции начались «разброд и шатания» - В. И. Ленин; проблемы пола и половой эмансипации (ещё не сексуальной революции) стали вытеснять вопросы социальные и философские.

«Проклятые вопросы»,

Как дым от папиросы,

Рассеялись во мгле.

Пришла Проблема Пола,

Румяная Фефела,

И ржет навеселе

……

Ни слез, ни жертв, ни муки…

Поднимем знамя – брюки

Высоко над толпой.

Ах, нет достойней темы!

На ней сойдемся все мы –

И зрячий, и слепой.

(Саша Черный)

В Санкт-Петербурге в 1907 году возникло Религиозно-философское общество: В.В. Розанов, Д.С. Мережковский, З.Н. Гиппиус, Н.А. Бердяев, С.Л. Франк, А.В. Карташов, П.Б. Струве,  А.А. Блок, Вяч. И. Иванов, Д.Д. Философов.

Среди социал-демократов М. Горький, А.В. Луначарский, А.А. Богданов и В.А. Базаров к ужасу и омерзению В. И. Ленина объявили себя богостроителями, а социализм – мировой религией (1908-1913).

На деньги Максима Горького на острове Капри они открыли школу подготовки партийных кадров, «отбросив ветхий плащ старого материализма» (А.В. Луначарский).

Словом, кто в лес, кто по дрова, лебедь, рак и щука; маниловщина и утопический вздор интеллигенции разбилась о суровые реалии политики.

Ещё со времен террористической «Народной воли» любовь к народу у русской интеллигенции стала приобретать религиозно-истерический характер. Почвенники (Ф.М. Достоевский) утверждали,  что русский мужик – Богоносец; народническая интеллигенция, что он – страдалец, а она, обязанная народу всем, от хлеба до образования и достатка (если он был), находится перед народом в неоплатном долгу.

При том ни почвенники, ни интеллигенция не потрудились поближе узнать тот самый народ, который они щедро наделяли фантастическими качествами (А.И. Герцен ухитрился увидеть в русском мужике прирожденного социалиста).

«Хождение в народ» весной 1874 года, закончившееся тем, что мужики вязали своих заступников и сдавали их полиции, нисколько не отрезвило интеллигенцию, но лишь усилило в ней жертвенные настроения.

Весь этот театр абсурда превратился в кровавый кошмар 1905-1907 годов; пора было подводить итоги.

«Вехи» - торжество свободы мысли:  под одной обложкой собрались семь весьма несхожих философов, социологов и правовед Б.А. Кистяковский.

В марте 1909 года в Москве вышло первое издание небольшой книги: «Вехи», сборник статей о русской интеллигенции, потребовалось еще четыре издания. Всего шестнадцать тысяч экземпляров – таким тиражом книги подобного содержания в России не выходили никогда!

Ни одна книга в России до 1917 года не вызывала такой ярости, ненависти, горестного осуждения.

Публикации, направленные против «Вех» превысили объем самого сборника в сотни раз.

От Милюкова, совершившего специальное лекционное турне по России с обличениями «предательства авторов статей об интеллигенции», до Ленина, назвавшего «Вехи» энциклопедией либерального ренегатства, идеологией кадетизма и написавшего о «Вехах» цикл статей из зарубежного прекрасного далека.

Положительных и сочувственных отзывов о «Вехах» в 1909-1912 (три года продолжалась дискуссия!) были единицы.

НА ЗЕРКАЛО НЕЧА ПЕНЯТЬ, КОЛИ РОЖА КРИВА 

Утверждение С.Н. Булгакова, автора статьи «Героизм и подвижничество», что «революция есть духовное детище интеллигенции, и, следовательно, её история есть исторический суд над интеллигенцией» («Вехи», стр.25), разделяли все авторы сборника.

Авторы были согласны и в том, что трагедия русской интеллигенции заключалась в ситуации, когда народ не мог и не хотел принять ни её заботы и опеки; ни её представление о народном благе, ни её идеалов общественного устройства.

Роковая пропасть лежала между строем народной души и интеллигентским мировоззрением.

«Интересы распределения и уравнения в сознании и чувствах русской интеллигенции всегда доминировали над интересами производства и творчества» («Вехи», стр.3).

«Любовь к уравнительной справедливости, к общественному добру, к народному благу парализовала любовь к истине, почти что уничтожила интерес к истине…»

Интеллигенция не могла бескорыстно отнестись к философии, потому что «корыстно относилась к самой истине, требовала от истины, чтобы она стала орудием общественного переворота, народного благополучия» («Вехи», стр.8).

Отменив жертвенность и исповедничество русской интеллигенции, С.Н. Булгаков («Героизм и подвижничество»)  говорит о «насильственной оторванности от жизни, развивавшей мечтательность, иногда прекраснодушие, утопизм; вообще недостаточное чувство реальности» («Вехи», стр.28).

Всё это плюс отрицание государства, пренебрежение правом позволяет П.Б. Струве («Интеллигенция и революция») заключить, что «идейной формой русской интеллигенции является её отщепенство…» («Вехи», стр.160),  а Б.А. Кистяковскому  («В защиту права») вспомнить известные строки Б.Н. Алмазова:

По причинам органическим

Мы совсем не снабжены

Здравым смыслом юридическим,

Сим исчадьем сатаны.

Широки натуры русские,

Нашей правды идеал,

Не влезает в формы узкие

Юридических начал. 

Но неожиданно самое горькое слово произнес самый терпимый и доброжелательный из когорты авторов «Вех», М.О. Гершензон («Творческое самосознание»):

«Между нами и нашим народом – рознь. Мы для него не грабители, как деревенский кулак; мы для него не просто чужие, как турок или француз: он видит наше человеческое и именно русское обличье, но не чувствует в нас человеческой души, и поэтому он ненавидит нас страстно, вероятно с бессознательным мистическим ужасом, тем глубже ненавидит, что мы свои.

Каковы мы есть, нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом, - боятся мы его должны пуще всех казней власти и благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами ещё ограждает нас от ярости народной» («Вехи», стр.89).

Петушиное слово было произнесено; это было не просто заклятие, а предвидение, которому суждено было сбыться.

И, когда несущие балки государства, изъеденные интеллигенцией, как древоточцем, обвалились, и империя рухнула, образованный класс подвергся уничтожению со всех сторон: от мужика за пенсне и шляпу, от рабочей ЧК за кадетство, от врангелевской контрразведки за всё разом, и только интервент снисходительно похлопывал интеллигента по плечу: варвар, а по-нашему разумеет.

Те, кто не встал к стенке, оказались в эмигрантских скитаниях:

Но вечно жалок мне изгнанник,

Как заключенный, как больной.

Темна твоя дорога, странник,

Полынью пахнет хлеб чужой. 

О мытарствах интеллигента в стране большевиков и вспоминать не хочется: «Шахтинское дело», дело «Промпартии», «Крестьянской партия», «Дело академиков» - такова была расплата за исторический грех.

Вспоминал ли А.В. Пешехонов, земской статистик, публицист, министр продовольствия Временного правительства, умирая в чужой постылой Риге, как он, горя праведным гневом, обличал авторов «Вех» и особенно М.О. Гершензона, за то, что тот «взял на труд изобразить психическое уродство» интеллигенции?

А что вспоминал  Д.С. Мережковский в Варшаве о тех днях, когда ненавистная власть пала, и уже не смогла защитить его от ярости страдальца и богоносца?

А Милюков, объездивший всю Россию с антивеховскими лекциями, собиравшими целые залы, он-то хоть понял - во всем были правы авторы «Вех», а вовсе не лидер кадетов?

Куда там!

«Вехи» оказались гласом вопиющего в пустыне; в целом русская интеллигенция расценила сборник статей как самую гнусную клевету.

А.И. Солженицын статью «Образованщина» (в сборнике «Из-под глыб», «YMCA-Press», Paris, 1974) начал так: «Роковые особенности русского предреволюционного слоя были основательно рассмотрены в «Вехах» и возмущенно отвергнуты всею интеллигенцией.

Пророческая глубина «Вех» не нашла (и авторы знали, что не найдут) сочувствия читающей России.

Сегодня мы читаем «Вехи» с двойственным ощущением: нам указываются язвы как будто не только минувшей исторической поры, но во многом – и сегодняшние наши».

Только через век с лишним, в нынешние дни,  «Вехи» теряют наконец-то свою актуальность в связи с тем, что русская интеллигенция окончательно сходит с исторической сцены. 

Библиография:

Вехи. Сборник о русской интеллигенции. М., 1990. Репринт издания: М., 1909 (любое другое репринтное издание)

Отечественная философия: опыт, проблемы… М., 1992 . Выпуск 7 («Вехи» в откликах современников, с.34-58)

К истории создания «Вех». Минувшее. Т.11

Штурман Д. В поисках универсального сознания. Перечитывая «Вехи». «Новый мир», 1994, №4

Франк С.Л. Русское мировоззрение. СПб., 1996

Ильин В.Н. Эссе о русской культуре. СПб., 1997

Вехи: pro b contra. СПб., 1998